how can you see into my eyes
like open doors
С младенчества Андромеду преследует ее происхождение, черной тенью стелясь за ней по земле. Едва она научилась не только слушать и слышать, но и понимать — в сознание едкими чернилами въелось внушаемое матерью и отцом: ты особенная.
Ты особенная, в твоих жилах кровь чистая, как слеза, почти королевская; на вид — красная, как у всех, и химический состав тоже, как у всех [третья положительная], но кого волнуют эти глупые научные [маггловские] доводы;
Ты особенная, твой род уходит древностью в века, гремит по всей магической Британии, коротко и емко: Блэк; в списке священных семей есть еще двадцать семь фамилий, но они меркнут рядом с этой, даже те, кто древнее;
Ты особенная, в тебе магия живет с момента зачатия [а если нет, то на тебя никто из родных и не посмотрит];
Ты особенная, и поэтому ты должна.
Ты должна — а дальше огромный список требований. Андромеда помнит все. Нельзя класть локти на стол, нельзя говорить слишком громко или слишком тихо, нельзя поправлять платье или прическу на глазах у мужчины — и еще много всего.
Нельзя-нельзя-нельзя.
Обязана-обязана-обязана.
Noblesse oblige.
Словно Сигнус и Друэлла навеки застряли в викторианской эпохе, застыли, как насекомые в янтаре, и того же требовали от дочерей; если бы не Хогвартс, Меда думала, что сошла бы с ума [год в разлуке с Беллатрикс был адом].
Андромеда не могла сказать, что ненавидит все эти правила; она привыкла к ним, как к чему-то неизбежному. Ей многое не нравилось, но с этим она могла только смириться — и мирилась. Прямая осанка, в меру тихий и четкий голос, учтивая речь, манеры английской королевы. Такой ее хотели видеть, и такой она старалась быть.
Другие девушки в Хогвартсе вели себя иначе: они громко смеялись, громко говорили, иногда кричали через весь Большой зал, иногда ссорились, а старшекурсницы беззастенчиво ходили с парнями, держась за руки, или даже позволяли им держать ладонь у них на талии.
"Грязнокровки, — презрительно морщила нос Белла. — Они всегда себя так ведут".
Но они не были грязнокровками. Не все. Среди них были полукровки и даже чистокровные; Молли Пруэтт, дочь рода, красующегося в списке двадцати восьми, позволяла себе все то, чего не позволила бы Андромеда.
"Предатели крови, — отрезала Беллатрикс. — Они даже хуже грязнокровок. С ними не стоит общаться".
[float=left]
[/float]Андромеду на общение и не тянуло. Ни с Молли Пруэтт, ни с кем-либо еще — до определенного времени ей хватало старшей сестры. После в Хогвартс поступила младшая, и все — на Слизерин [иного от них не ждали, но Меде подходил Слизерин идеально, это был ее факультет — факультет гордых и амбициозных магов]. Сестры Блэк держались вместе, хотя у каждой все равно появлялось что-то свое, личное, отдельное. Свои друзья, свои интересы, свои увлечения.
У Меды — Дуэльный клуб; звездой боевой магии была Беллатрикс, но Андромеде нравилось это не меньше, хотя того задора и азарта, что у старшей, ей недоставало. Азарт вспыхивал в другом: за шахматной доской, и если Белла была одной из лучших в магических дуэлях, то Меда — в магических шахматах.
На пятом курсе вместе с очередным письмом из Хогвартса она получила значок старосты факультета. Тихая, спокойная, рассудительная — Андромеда подходила на эту должность, и отнеслась к назначению серьезно, как ко всему, что происходило в ее жизни. Очередные пункты к "ты должна": провожать первокурсников в спальню первого сентября, патрулировать коридоры после отбоя, следить за порядком и наказывать нарушителей, снимая баллы. Это не сложно — сложно быть не предвзятым, когда речь идет о твоем собственном факультете, но слизеринцы редко нарушали правила.
Большинство из них впитали те же "нельзя" с материнским молоком.
Шестой курс вызывал у Меды смутную тревогу — последний год обучения Беллатрикс: она могла проводить время без сестры, но связь между ними все еще была крепкой, и разлука с Беллой пугала. И пугало то, как глаза ее горели темным пламенем; с Беллатрикс что-то происходило. Что — Андромеда не спрашивала.
С ней тоже что-то происходило. Что-то совершенно... неправильное.
В начале учебного года за ужином в Большом Зале Меда ощутила на себе чей-то взгляд, сверлящий между лопаток. Не обернулась [это невежливо], но подняла ложку так, чтобы в зеркальном отражении поверхности рассмотреть, что происходит за спиной. Силуэты в искаженной ложке выглядели туманно и деформированно.
— На тебя смотрит тот парень, — шепнула ей на ухо Констанс Фоули; она была соседкой Меды по спальне, и, возможно, подругой. — Тонкс... да, Тонкс. С Хаффлпаффа.
— Может, не на меня, — Меда повела плечиком, а Констанс очень удачно отвлеклась на Анну Яксли, которая заговорила об эссе по Трансфигурации.
Когда Андромеда решилась повернуть голову к столу под черно-золотыми знаменами, на нее никто не смотрел.
Ее шестой курс ознаменовался также первым годом обучения Сириуса, и еще до начала учебы он спровоцировал скандал.
Вопиющее нарушение половины правил сразу.
Тетя Вальбурга была в ярости.
Сириус Блэк Третий поступил на Гриффиндор.
Возможно, Орион и Вальбурга подумывали выжечь его с семейного гобелена, но разбрасываться сыновьями, когда их всего двое — неразумно. Возможно, они решили, что факультет — не приговор; на Гриффиндоре учились и чистокровные [кроме Уизли], туда же поступил единственный ребенок Поттеров.
Меда не слишком одобрила выбор Шляпы — она не страдала предрассудками по поводу факультетов, но большинство гриффиндорцев ей не нравилось. Они были шумными, что раздражало, а на сдвоенных уроках со Слизерином именно у них чаще взрывались котлы и летели мимо заклинания [нечаянно или не очень].
Но появлению кузена в школе Меда была рада: она любила этого очаровательного дьяволенка. Она любила обоих кузенов, но Сириус был ближе ей по возрасту, и так выходило, что с ним она находила больше общего, чем с Регулусом [пока тот был еще маленьким].
Эссе по Защите от Темных Искусств Андромеда откладывает на потом — на десерт, и, закончив со сложными и не самыми приятными домашними заданиями, расположившись в уютном алькове коридора, грызет перо, размышляя, как лучше сформулировать свое мнение по теме "Обычаи, повадки и происхождение капп". Каппы — японская водяная нечисть... похожи на людей... нет, "похожи на людей" — неизящная формулировка; стерев написанное магией, Меда выводит вместо этого "антропоморфные".
И больше не успевает написать ничего.
Временно каппы отходят на задний план.
Шум Меда слышит давно; облюбованный ею альков совсем рядом, и ее не видят. Она тоже никого отсюда не видит, но голоса различает, и сначала думает выйти и разогнать громкую мелочь, но узнает Сириуса и остается в своем укрытии.
Он не раздражает. Мешает сосредоточиться, но не раздражает. Он играет с кем-то в плюй-камни, судя по звукам, и все идет неплохо... а потом все идет не так.
Эссе отправляется в сумку движением, которым рыцарь возвращает меч в ножны.
Сириус — не подарок, Сириус — причина головной боли всех профессоров и старост с первого дня, Сириус может быть настоящей занозой в заднице,
но — он ее брат, и никому не позволено говорить о нем в подобном тоне.
Черной тенью Андромеда покидает альков. На первокурсника-хаффлпаффца, покрытого говорящими фурункулами, едва смотрит, кузену достается взгляд более пронзительный [он ежится], и наконец темно-карие глаза прожигают другого старосту.
Эдвард Тонкс.
Тот самый парень с Хаффлпаффа, который, по мнению Констанс, наблюдал за ней на ужине.
Один из плюсов аристократического воспитания: умение шпионить. Буквально: когда нельзя общаться прямо, изобретается множество способов обходить запреты. Нельзя пялиться на человека, но можно смотреть туда, где он отражается. Или располагаться за столом так, чтобы не вертеть головой, и бросать редкие взгляды из-под ресниц. Или скрывать лицо за книгой.
Из своих наблюдений Меда сделала выводы, что Эдвард Тонкс — симпатичный, часто улыбается, дружит с Уизли и действительно часто обращает на нее внимание.
Последнее было бы главным, но фамилии Тонкс нет среди двадцати восьми.
Констанс мимолетно обронила, что он из семьи магглов.
И все это на данный момент не является важным.
[float=right]
[/float]— Ты сам сказал, что у нас тут два нарушителя, — от голоса ее веет декабрьским холодом. — Поэтому стоит снять двадцать баллов и с Хаффлпаффа.
Она понимает, что неправа. Даже если в ссоре виноваты оба, Сириус навредил этому мальчику [имен первокурсников Меда не запоминает, слизеринцы исключением не являются], и, что бы тот ни сказал, а применять насилие — худший выход. Особенно в такой отвратительной форме. Особенно не зная, как убрать насланные чары. Особенно когда ты, мерлин тебя подери, носишь фамилию, которая сродни королевской, и это дает не только привилегии, гораздо больше — ограничивает и обязывает.
Но все это Андромеда после скажет кузену наедине. Их семейные отношения не касаются н и к о г о, и н и к т о не смеет в ее присутствии безнаказанно оскорблять кого-то, в ком течет та же черная кровь.
